В преддверии собственного музыкального фестиваля знаменитый оперный певец Илья Абдразаков рассказал «Линии полета» о том, каково это – быть звездой мирового масштаба.
Ильдар, мы, пожалуй, начнем с самого главного вопроса. Каково это иметь такой голос? Ощущаете свою исключительность? Это же настоящая суперспособность!
Особую исключительность я не ощущаю, осознаю рост и силу, которые голос набирает от партии к партии, как хорошее вино с годами выдержки. У меня были мудрые учителя и агенты, поэтому я начинал когда-то с маленьких партий, таких как Мазетто из оперы «Дон Жуан» Моцарта или Сурин из оперы Чайковского «Пиковая дама». Именно постепенное развитие и привело к тому, что сейчас я уже пою репертуар гораздо более сложный и глубокий. Это и Филипп II из «Дона Карлоса», и Дон Жуан из одноименной оперы Моцарта, и Борис из «Бориса Годунова» Мусоргского. Мы как спортсмены: чем больше мы занимаемся, тем лучше мы поем.
Никогда не хотели более высокий голос?
Нет, я никогда не хотел иметь высокий голос. Я счастлив, что у меня именно такой голос, который позволяет мне петь разнообразный репертуар – и басовый, и баритоновой.
Выходя на сцену, вы чувствуете власть над зрителями или же волнуетесь? Вообще, может ли во время выступления что-то пойти не так?
Безусловно, перед каждым выходом к зрителям, я волнуюсь, но это совсем короткое время. После нескольких шагов по сцене все проходит. Потом я начинаю петь, устанавливается контакт с моими партнерами по сцене, между нами зарождается театральная эмоция, повышается накал страстей, мы поднимаемся на одну орбиту и совершенно нет смысла над ней иметь власть.
Вы успели поработать с самыми разными коллективами по всему миру, а также давали сольные концерты. Что вам больше нравится – коллективные или сольные выступления? И главное – чем они отличаются?
В коллективе ты как в спортивной команде. Ты можешь быть и в защите, и в нападении, но при этом играть своего героя, жить им на сцене. Вместе с тем, в этом процессе есть и другие игроки, которые перевоплощаются в своих персонажей, а дирижер – это тренер, который говорит, что и кому нужно делать. От тебя одного не зависит вся постановка оперы, важна работа ансамбля.
А в концерте ты один, гол как сокол. От тебя зависит все: каждое движение твоей руки, головы, поворот корпуса, интонация звука, посыл энергии – и это гораздо сложнее, ведь ты работаешь без грима, костюма и декораций.
Отдельно хотелось бы спросить о зарубежных сценах, которых в вашем послужном списке более чем достаточно. Вам ближе российская публика или за границей принимают лучше? Вообще есть ли разница, перед кем выступать?
Везде принимают хорошо, если ты отлично поешь и хорошо настроен на концерт.
Так, например, в Америке публика быстрее реагирует, они с первых нот могут начать улыбаться тебе или начать рыдать. В Европе публика разная. В Германии, Франции, Австрии – более сдержанная, ждет и может не аплодировать до самого конца оперы. В Италии и Испании зрители реагируют сразу, они могут посреди оперы кричать артистам «браво» или «бу».
А что касается самих залов? Вам ближе зарубежные или российские театры? Есть ли между ними различия?
В театрах, в которых я выступаю, хорошая профессиональная акустика. В них дают спектакли и концерты самые уважаемые артисты, музыканты, дирижеры со всего мира, и для меня большое счастье выходить с такими профессионалами своего дела на одну сцену. Это всегда театры с большими традициями и своими устоями, со своими негласными правилами, с которыми ты должен считаться. Я горжусь, что имею возможность выходить на сцену потрясающих оперных домов и отдавать свою душу слушателям.
Какие персонажи вам ближе – трагические или же более легкие?
Мне нравится исполнять персонажей как трагических, так и комических, но комических исполнять гораздо сложнее. Необходимо играть так, чтобы все вокруг смеялись, а ты при этом не имеешь права поддаваться эмоциям. Трагических героев играть отчасти легче – сдвинул брови и вперед.
Есть ли у вас какая-то цель в творческом плане? Хотели бы исполнить партию, которую еще не довелось петь?
Безусловно, есть партии и вокальные произведения, которые я бы хотел исполнить. Есть оперы, которые я бы хотел поставить как режиссер, а если повезет, то и в кино сняться.
Как представитель классического искусства, как относитесь к популярной культуре? Вам свойственен снобизм в этом плане?
Каждый слушает то, что наполняет его нужными эмоциями. Сегодня невероятное музыкальное разнообразие, и каждый может найти для себя свои произведения. То, что я оперный певец, не означает, что я дома слушаю только лишь оперу.
Что же дома, в повседневной обстановке слушает Ильдар Абдразаков?
Радио Монте-Карло, Майкла Джексона, Queen, Магомаева, а когда захожу в спортзал – включаю на полную громкость металл.
Ощущаете ли вы себя звездой мирового масштаба? Если да, то когда пришло это чувство? Если нет, то почему?
В 2000 году после конкурса в Парме, Италия, я получил Гран-при. На следующий день, когда гулял по улицам города, меня узнавали почти все люди, зазывали в лавки, кафе, рестораны. В тот момент я подумал, что вот она слава! Возвратился через год, шел по тем же улицам, заходил в рестораны, но меня уже никто не узнал. Я осознал, что слава – это когда ты сделал что-то грандиозное, что люди запомнят это на всю жизнь и будут ждать встречи с тобой.
Такую сопричастность большого количества совершенно разных людей, я испытал, когда был концерт в День взятия Бастилии на Елисейских полях, во время исполнения неофициального гимна чемпионата мира по футболу на Красной площади, когда пел на Дне Санкт-Петербурга под проливным дождем, а тысячи зрителей не расходились от дикого холода и пели со мной в унисон.